Арест и освобождение. Уход за штат

Рождество Пресвятой Богородицы, престольный праздник обители, прошел благополучно. Но на следующую ночь, 9 сентября 1927 года, разразилась буря. И в эту ночь вооруженный конвой, ворвавшись в кельи, отправил в арзамасскую тюрьму епископа (Серафима и архиепископа Зиновия, матушку Марию, всех старших сестер и духовен-ство. Дивеевский монастырь закрыли. Год и два месяца Дивеевская обитель была при-станищем для владыки Серафима и его послушницы.

Владыку Серафима, владыку Зиновия и матушку игумению Александру под проливным дождем вывезли из обители в Арзамас. 22 сентября духовные чада поехали за епископом. Насквозь промокшие под сильным дождем, догнали арестованных на постоялом дворе. Сбылись слова Марии Ивановны: владыка выехал из Дивеева в тарантасе, на одной лошади с матерью Марией, за кучера — владыка Зиновий и милиционер. К ночи прибыли в Арзамас. Послушниц арестовали и заключили в тюрьму. Начались допросы и угрозы, но неожиданно из Москвы пришел приказ об их освобождении.

В городе горят огни, в уютных комнатах видны картины на стенах, цветы… А послушницы владыки, промокшие и продрогшие,— вновь каждый день у стен тюрьмы, чтобы хоть немного облегчить участь страдальцев. Сохранились две записочки, переданные владыкой из арзамасской тюрьмы в сентябре месяце 1927 года.

«Все получил. Благодарствую с молитвой. Пришлите две ладанки с нафталином и камфарой. Белых сухарей можно, пожалуй что, и прислать. Захочется поесть с чаем. Здоров. Белье завтра вышлю.

Е[пископ] Серафим»

«Получил все. Благодарствую с молитвой. Посылаю полотенце. Какао посылать подождите. Можно посылать поменьше.

Е[пископ] С[ерафим]»

13/26 сентября, вечером под Воздвижение, когда во всех храмах выносится Живо-творящий Крест Христов для поклонения, Анна Патрикеева и Анюта Баринова стояли у ворот тюрьмы в ожидании: готовился этап всех дивеевских заключенных в Нижний Новгород. Ворота отворились, узников привели в контору. Девушкам разрешили взять в городе извозчиков, чтобы довезти заключенных до вокзала. В поезде всех посадили в обычный вагон, очистив соседние купе. Мать Мария попросила перебинтовать отекшие ноги. Вдруг брат временно служившего в Дивееве священника, некто Николай Арсеньевич, также арестованный, осыпал епископов и игумению ругательствами и поношениями. Узники молчали и молились. Одной из сестер было видение, что сам преподобный Серафим находится среди изгнанников, благословляя их.

А в самый праздник Воздвижения Креста Господня с утра по улицам Нижнего Новгорода потянулась процессия на шести извозчиках. Народ, видя на каждой повозке духовное лицо и конвоира, говорил: «Саров закрыли, Дивеево закрыли…»

В Нижнем Новгороде арестованных сначала привезли на Дивеевское подворье. Старшая на подворье матушка Манефа встретила узников с почтением: комфортабельное помещение, водопровод, ванна. Затем — снова ОГПУ: дежурные венгры пересчитали арестованных, позвонили по телефону и увели в камеры.

Скоро стало известно, что у владыки Серафима в тюрьме вновь начались приступы каменной болезни. Анну вызвали и предложили: «Хлопочите об освобождении больного. Сегодня всю ночь требовали в камеру врача. Он умирает от приступов сердца и камней в почках». В управлении НКВД она стала просить, чтобы отдали больного на поруки. Ее долго мытарили, настойчиво предлагали доносить… Наконец заявили: «Завтра к десяти часам освободим. Приходите». Выдали документы обоим владыкам и матушке. На следующий день, 8 октября, епископа Серафима действительно освободили, а вместе с ним владыку Зиновия и матушку Марию.

Недолго Нижний Новгород был пристанищем изгнанников. 17 октября 1927 года владыка Серафим, владыка Зиновий и матушка Александра были по требованию отправлены в Москву. Когда в Москве они искали пристанище, владыка Серафим сказал: «Легче упокоиться навеки, чем так скитаться». На Влахернском подворье их приняли, обогрели и утешили.

На следующий день после прибытия отправились в главное управление ОГПУ. В Москве их ждал необычайно вежливый прием. Принял их Е. А. Тучков  и предложил ехать в свою епархию и поступать согласно данным указаниям:

— Кого будем вам посылать для посвящения — посвящайте. Вот Вы, епископ Зиновий, и Вы, епископ Серафим, поезжайте, управляйте епархиями. Побывайте у митрополита Сергия, приходите, договоримся, и поедете.

— Я морально не могу, — отвечал владыка Зиновий.

— Я монах, при посвящении во епископы давал обет управлять по каноническим правилам,— сказал епископ Серафим.

— Тогда в 24 часа выезжайте из Москвы подальше.

— Я — в Муром, — решил епископ Зиновий.

— А я — в Меленки, — сказал владыка Серафим.

— Ну что же, езжайте, только живите тихо, — предостерег Тучков.

По воспоминаниям очевидцев, при встрече митрополит Сергий обязал обоих архиереев по возвращении на кафедры прочесть своей пастве с амвона Декларацию 1927 года —   выражение солидарности с богоборческой религиозной политикой государства.

Епископы и священнослужители, не согласные с Декларацией, удалялись с мест служения и затем были арестованы, сосланы, заключены в концлагеря. За один только год было перемещено с кафедр более сорока архиереев; множество священнослужителей подверглось репрессиям со стороны советской власти. Двусмысленность положения Церкви усугублялась и тем, что одновременно митрополит Сергий делал заявления (конечно, вынужденные) об отсутствии гонений на веру и Церковь в СССР.

Непоминающие сохраняли каноническое подчинение законному Патриаршему Местоблюстителю, святому митрополиту Крутицкому Петру (Полянскому), с 1925 г. устраненному властями от церковно-административной деятельности, и поминали его за богослужением.

Святитель Петр не порывал общения с митрополитом Сергием (Страгородским), хотя определенно не соглашался с действиями последнего и в письме к нему требовал «исправить допущенную ошибку, поставившую Церковь в унизительное положение, вызвавшее в ней раздоры и разделения… устранить и прочие мероприятия, превысившие… полномочия [митрополита Сергия]» (Письмо митрополита Крутицкого Петра (Полянского) Заместителю Патриаршего Местоблюстителя митрополиту Нижегородскому Сергию (Страгородско- му) от декабря 1929 г.) Многие непоминающие также полагали, что митрополит Сергий превышает свои полномочия, некоторые считали даже, что он является узурпатором высшей церковной власти.

После интронизации Святейшего Патриарха Алексия I (Симанского) и в последующие годы большая часть непоминающих вошла в общение с Московской Патриархией, в их числе священноиспо- ведник епископ Афанасий (Сахаров).

Течение непоминающих было порождено трагическими внешними условиями жизни Русской Православной Церкви. Его центральной фигурой был священномученик Кирилл (Смирнов), митрополит Казанский, значительными представителями — свя- щенноисповедник Агафангел (Преображенский), митрополит Ярославский, священномученик Серафим (Самойлович), архиепископ Угличский, свя- щенноисповедник Виктор (Островидов), епископ Глазовский, священномученик Серафим (Звездин- ский), епископ Дмитровский, священноисповедник Афанасий (Сахаров), епископ Ковровский, и многие другие.

После внимательного рассмотрения их архипастырских трудов, исповеднического подвига и (или) мученической кончины многие их них были прославлены в лике новомучеников и исповедников Российских Юбилейным Архиерейским Собором Русской Православной Церкви 2000 г.

Итак, при встрече митрополит Сергий обязал обоих архиереев по возвращении на кафедры прочесть своей пастве с амвона Декларацию 1927 года — и тем самым согласиться с ней. После требования митрополита они оба вынули из рукавов ряс заранее на этот случай заготовленные прошения об увольнении за штат. «Что это? — спросил митрополит Сергий. — Протест? Несогласие с Синодом? Нежелание договориться? А знаете, что митрополит Петр за свою несговорчивость поехал в Хе — в Заполярье, а вы будете не в Хе, а в хе-хе-хе».— «Ну, что бы там ни было, а морально мы не способны на что-либо другое».

Епископу Серафиму немедленно было приказано оставить Москву, и он выехал в Меленки, где началась его новая, уединенная жизнь.