Епископ Дмитровский


Кончалось лето 1919 года. Однажды, когда отец Серафим рубил сучья, прибыл в скит бывший иеродиакон Чудова монастыря Вениамин (Патанов), теперь проживавший в Москве на Троицком подворье, и вручил отцу архимандриту письмо от Святейшего Патриарха. Святейший приглашал отца Серафима приехать к себе на прием. Тяжело и больно было расставаться в такое скорбное время. Помолившись, проводил владыка Арсений своего друга и брата в Москву.

Патриарх объявил, что имеет в архимандрите Серафиме нужду и желает видеть его в епископском сане. Для посвящения нужно было ехать в Нижний Новгород или Арзамас. Однако пропуск для поездки получить не удалось. Видя в этом Божие указание. Святейший СвятительТихон, Патриарх всея России оставил архимандрита Серафима в Москве викарным епископом, предоставив ему кафедру города Дмитрова.

Старец  Алексий благословил отца Серафима на архиерейское служение. Из Новоспасского монастыря привезли подарок владыки Арсения — голубое богородичное архиерейское облачение и панагию с изображением Владимирской иконы Божией Матери.

Хиротонию назначили на 3 января 1920 года, день памяти святителя Петра Московского. Накануне в епархиальном доме архидиакон Константин Розов провозгласил наречение архимандрита Серафима епископом богоспасаемого града Дмитрова.

Утром небольшой храм Троицкого подворья был полон народа. Святейший Патриарх Тихон совершил епископскую хиротонию архимандрита Серафима в сослужении митрополита Владимирского и Шуйского Сергия (Страгородского), архиепископа Архангельского и Холмогорского Нафанаила (Троицкого), епископов Вятского Никанд- ра (Феноменова), Смоленского и Вяземского Филиппа (Ставицкого) и архимандрита Герасима, настоятеля Даниловского монастыря.

На торжество собрались чудовские почитатели, родственники, друзья. Подойдя к архиереям, отец Серафим низко поклонился и сказал слово, ясно выразившее, что ему открыт предстоявший исповеднический и мученический подвиг.

«…Аз ли немощный, малодушный и слабый, не убоюся, восходя ныне на сию завидную, но опасную высоту архиерейства! Аз ли не ужаснусь, вступая на путь Христов тернистый и тесный! “Трепещу, приемля огонь, да не опалюся, яко воск и яко трава ” (канон ко Святому Причащению, песнь 8). Трепещу, всенародно обращаясь к Архиерею Иисусу: Господи, с Тобою готов есмь и в темницу, и на смерть идти, ныне душу свою за Тя положу (Лк. 22, 33; Ин. 13, 37). О, святители Божии, ангелы Церквей Христовых, предстаньте, явитесь мне ныне святыми молитвами вашими, яко же Архиерею Иисусу, при наречении Его в саду Гефсиманском явися Ангел с небес, укрепляя Его (Лк. 22, 43), и егда прострете преподобные руки ваша, да ими низвести на меня огнеобразную Духа благодать, вознесите тогда единодушно о мне ко Господу глас ваш молебный. <…>

О! Укрепите меня крестоношением Иисусовым, да возмогу и аз с Павлом восклицать: Мне же да не будет хвалитися, токмо о Кресте Господа нашего Иисуса Христа, имже мне мир распяся и аз миру (Гал. 6, 14). О, вдохните в меня Духом Святым, возжгите в сердце моем любовь огнепламенную к Богу и будущей пастве моей, да во огне любви сей горя и пламенея, огненный гимн апостольский выну и устами и сердцем моим пою и воспеваю: Кто отлучит нас от любви Божией: скорбь, или теснота, или гонение, или голод, или нагота, или опасность, или меч’? как написано: «За Тебя умерщвляют нас всякий день, считают за овец, обреченных на заклание (Рим. 8, 35-36)».

Пророческое слово отца Серафима скорбью и болью отозвалось в сердцах его чад.

— Батюшка, что это вы так много страшного предрекли?

— Так и будет, — ответил новонареченный.

При посвящении пел хор монахинь Новодевичьей женской обители. Святейший в белом облачении посреди храма встретил новопосвящаемого. Архидиакон Константин Розов, ведя за собой новонареченного, громогласно провозгласил:

«Приводится богоизбранный архимандрит Серафим постав- лятися во епископа богоспасаемаго града Дмитрова…» — «Обещаваешися хранити святыя каноны и уставы Святыя Православныя Церкве?» — следовал положенный чином вопрос. «Обещаваюся даже до смерти быти верным святым каноном и уставом Православныя Церкве!»

Вручая посох новопоставленному епископу, Святейший сказал:

«Господь призвал тебя быть епископом и сподобил сего великого сана в день празднования первого святителя Московского Петра. Сказано в тропаре сему святому, что он был утверждением граду Москве. Желаю, чтобы ты был для града Дмитрова тем же, чем был святитель Петр для Москвы. Будь и ты утверждением граду Дмитрову».

Во время праздничного обеда митрополит Сергий (Страгородский), взяв свою столовую ложку, заметил:

«Советую, Владыко, запастись ложкой, придется вам в тюрьму идти. Не забывайте этого предмета, он там будет вам очень нужен».

Патриарх Тихон, напутствуя епископа Серафима на труды архиерейские, сказал:

«Иди путем апостольским… где придется пешком — пешком иди. Нигде ничем никогда не смущайся. Неудобств не бойся, все терпи. Как ты думаешь, даром разве кадят архиерею трижды по трижды? Нет, не даром. За многие труды и подвиги, за исповеднические его болезни и хранение до крови веры Православной».

В этот же день после всенощного бдения по благословению отца Алексия новонареченный епископ Дмитровский Серафим отслужил панихиду по своим родителям, испрашивая их молитв и благословения.

После обеда пешком возвращались в Данилов монастырь. Лошадей не было, трамваи не ходили.

В воскресенье 22 декабря/4 января 1920 года (по старому стилю) почитатели владыки собрались в Даниловом монастыре помолиться на его первой архиерейской Литургии. Второе архиерейское богослужение владыки было на Рождество в храме Николая Чудотворца В  Драчах на Садово-Самотечной. В нетопленом храме мороз, но настроение праздничное, и прихожане, расходясь после ранней Литургии в четыре часа утра, спрашивали, где еще будет служить владыка. На второй день Рождества Христова владыка служил в больничном храме Марфо-Мариинской обители, где его встретили с великой радостью; его слово не раз звучало в их храме. Сейчас он говорил, что зосимовский старец Алексий видел, как на небе ангельские силы воевали с духами злобы поднебесной. Гсподь Вседержитель еще не вынес своего праведного приговора многострадальной Русской земле. И ждет его наша родная земля.

Получив епископское назначение в город Дмитров, владыка вспомнил бывшее ему некогда предзнаменование.

Еще в 1915 году, во время германской войны, встал вопрос о предоставлении монастыря беженкам-монахиням; он был послан сопровождать епископа Арсения в Пешношскую обитель с целью сделать заключение о возможности дать в ней прибежище эвакуированным из Прибалтики игумении Магдалине с сестрами. До Дмитрова добирались на поезде, далее до Пешноши ехали на лошадях. Посетив обитель и побеседовав с настоятелем и братией, вернулись в Дмитров. Не имея намерения задерживаться в городе, направились прямо к вокзалу. Но около собора лошади встали и не сходили с места. Пришлось выйти из экипажа. В соборе епископ Арсений и архимандрит Серафим приложились к главной святыне города Дмитрова — Животворящему Кресту. Встречал их настоятель, протоиерей Александр Фелицын. Владыка Арсений заметил архимандриту Серафиму, что событие, видимо, не случайно, и есть в нем указание на какое-то Божие изволение.

***

Двадцать пятого января 1920 года*, в день святой мученицы Татьяны, в сане правящего епископа прибыл владыка Серафим в Дмитров, в свой Богом данный удел. По приезде он прежде всего отслужил благодарственный молебен.

Три года, проведенные владыкой в Дмитрове, для жителей города были годами торжества и праздника. Огненная молитва, приобщение отпавших, взыскание заблудших, утешение старцев, воспитание подростков, непрестанное поучение словом Божиим — таким было его служение. До епископства, по благословению своего старца Алексия, затворника Зосимовского, отец Серафим никого не исповедовал. Теперь же он постоянно исповедовал и наставлял многочисленных духовных чад. Владыка Серафим так проводил общую исповедь, что многие грешники приходили в умиление и каялись. Для всех владыка был любящим отцом, каждый мог открыть перед ним свою душу.

Все время отдавал владыка Серафим своей пастве. Утром, после ранней Литургии, принимал всех, имеющих к нему дело, всех скорбящих, — а у владыки свыше ста церквей в епархии, триста человек священников, двести пятьдесят диаконов, три обители иноческие. Народ толпился у дверей его дома, очередь из приходящих за уте-шением возрастала с каждым днем. Часто, возвращаясь после утомительного дня, он тем не менее заезжал к своим чадам. «Владыка, вот огонек, не нас ли ждут? Не всех успели объехать», — говорил келейник. Великим постом духовные его чада не хотели покидать храм, провожали владыку до архиерейского дома: трудно было расстаться со своим отцом. Тихо и мирно жили дмитровцы, согретые любовью и молитвой…

Сначала квартиру епископу Серафиму приготовили недалеко от собора, у вала, в доме Сычевой: здесь владыка занимал комнату с одним окошком; хозяин квартиры не расставался с папиросой. Но в дальнейшем владыка переехал в дом священника села Подлипичья, стоящий на высокой горе, построенный некогда Елизаветой Семеновной Ляминой. В большой комнате был устроен домовый храм в честь преподобного Серафима Саровского.

Ежедневно, при закрытых дверях, владыка совершал Литургию в Казанской церкви Подлипичья, которая была напротив его дома.

У епископа Серафима были два келейника, оба из Пешношского монастыря: иеродиакон Валентин и монах Аристарх, который пел, читал за псаломщика и подавал на стол во время трапезы. Аристарх общался с владыкой в простоте сердца, и он любил его как милостивого отца, а иеродиакона Валентина боялся. «Отец Валентин, пожалуйте кушать! А ты, владыка, иди ешь, а то остынет», — говорил Аристарх. По простоте своей отец Аристарх считал, что он дает темы для проповедей епископу, читая во время трапезы жития святых, из которых владыка приводил примеры.

Дмитровцы полюбили трогательное и вдохновенное служение своего епископа  и никогда не пропускали возможности помолиться с ним. А городских церквей в Дмитрове было много: Успенский собор. Благовещенская церковь, тюремная Елизаветинская, Пятницкая, Тихвинская, Троицкая, Спасская, Преображенская, Василия Великого, Ильинская, Введенская кладбищенская. Казанская, Сретенская, Никитская, храмы Борисоглебского монастыря.

По окончании службы духовные чада ожидали своего архипастыря и, когда владыка садился в экипаж, держались за колеса и шли  толпою по улицам с пением молитв, провожая его до дома. Вечерами после всенощной, стоя в темноте на высоком крыльце, подолгу не расставался владыка со своими чадами, продолжавшими пение акафистов и молитв. И спустя много лет, находясь в изгнании, вспоминая время своего служения, писал епископ Серафим дмитровцам:

«Чада мои, зело о Господе возлюбленные, с ними же разлучен телом, но соединен духом в молитве, премного благодарствую за ваше приветствие моего недостоинства с десятилетнего моего странствия. Премного вспоминал вас всех, больших и малых, когда читал житие святителя Григория Акрогантийского, — в сем житии про вас написано; когда епископ вышел из церкви, весь бывший у утрени народ пошел за ним, ибо у акрогантийцев таков был обычай — всегда провожать своего епископа от храма до самого дома. Дошедши до своих дверей, святитель Григорий обращался к своим провожавшим, давал им разные наставления и благословлял их. Когда прочитал я эти слова в житии, так и вспомнилась мне служба в Подлипецком храме, как вы меня всегда провожали до дома и я своими грешными руками благословлял вас всех.

Да воздвигнет Господь лице Свое на вас и да даст нам мир. Аминь. 1930 год, Меленки»

По благословению епископа Серафима основано было в Дмитрове братство Животворящего Креста Господня, собравшее тех, кто в молитвенном единении под кровом главной святыни города хотел созидать свою жизнь по заветам Иисуса Христа, тех, кто и жизнью своей хотел послужить Христу и ближним. Сыновняя преданность Святой Православной Церкви была прямым долгом членов братства.

В феврале 1921 года владыка Серафим тяжело заболел: стоя в соборе на кафедре, простудился: входные двери были раскрыты настежь. Крупозное воспаление легких уложило его надолго в постель. Усердный уход главврача С. Н. Ивановского и медсестры Софьи Степановны Кузьминой помогли поправиться и на Пасху служить.

Как и в Чудовом монастыре, епископ Серафим был неустанным, любящим и заботливым наставником монашествующих, но к исполнению монашеских обетов

и уставов относился строго. Объезжая вверенные его управлению приходы, он непременно навещал монастыри.

В Спасо-Влахернском монастыре  служил владыка Серафим во все престольные праздники, особенно ценил чинность, благообразие и стройность богослужения, отличавшие обитель. Сам установил праздник в честь чудотворного образа Спасителя, называвшегося в обители «Беленьким».

Здесь подвизалась болящая схимонахиня Серафима (Кочеткова), неусыпная молитвенница и великая постница. Матушка жила в затворе. Она была парализована и двадцать лет лежала в очень маленькой келье, непрестанно творя Иисусову молитву. В монастыре к ней относились с благоговением, считали прозорливой. Очень многие искали ее помощи: к ней приезжали, писали письма. Матушка принимала всех. Посещая монастырь, неизменно навещал ее и беседовал с ней епископ Серафим. Он благословил секретарем и помощницей ей быть Маргарите Павловне Преображенской, дочери духовника Спасо-Влахернского монастыря.

В Борисоглебской обители города Дмитрова владыка служил молебны князьям-страстотерпцам Борису и Глебу, помощникам в нервных болезнях.

Часто бывал епископ Серафим и в Николо-Пешношской обители*, «Второй лавре», как называл ее митрополит Платон (Левшин); владыка любил настоятеля отца Ксенофонта (Чернышева), подвижника и молитвенника, к которому обращалась за духовной помощью вся округа. По благословению Святейшего Патриарха Тихона отец Ксенофонт был возведен в сан архимандрита, а в начале мая 1921 года, в день вмч. Георгия, был посвящен в схиму с именем Онуфрий. Отец Онуфрий был по духу близок своему епископу и, почитая его, все дела обители решал по его совету.

Когда владыка Серафим приезжал  в Пешношский монастырь, отец настоятель с любовью г заботился о нем.

Но однажды (в 1920 году) летней ночью владыка не мог уснуть в архиерейских покоях от клопов. Утром любезное приветствие настоятеля:

— Как почивали, владыка святый?

— Батюшка, клопы измучили, не отдохнул ни часа, не мог заснуть.

— Что ты, владыка, что ты, у нас клопов нет: старцы запретили им находиться в наших кельях.

И отец Ксенофонт прочитал запретительные молитвы.

— Ну, теперь, владыка святый, ни один клоп не придет и не потревожит тебя.

И действительно, с того часа ни одного клопа он в обители не видел.

16 июля 1922 года настоятель Пешношской обители схиархимандрит Онуфрий (Чернышев) скончался. Нужно было выбирать нового. Епископ Серафим отслужил молебен у раки преподобного Мефодия, молясь с братией, да укажет преподобный, кого он желает поставить в игумены своей обители. Братия подавали записки с именами тех, кого желали избрать. Записки клались на раку. Избранником стал иеромонах Варнава (в миру Сергей Васильевич Жуков). Он поступил в обитель в 1905 году, был духовным сыном и ближайшим послушником старца отца Ксенофонта. Однажды попустил ему Господь впасть в искушение, тогда настоятель монастыря игумен Савва для обновления духа тайно постриг послушника Сергия в монахи с именем Варнавы, что значит «сын утешения». Девять лет никто не знал о постриге. В 1914 году, когда пришел черед ему по летам, прожитым в обители, принять монашеский постриг, то было сделано донесение архиерею о том, что инок уже тайно пострижен, и получено распоряжение облечь его в мантию открыто. После кончины игумена Ювеналия настоятелем монастыря был избран и возведен в сан игумена казначей монастыря и духовник братии иеромонах Ксенофонт. Отец Варнава помогал ему в управлении обителью.

На Литургии состоялось посвящение отца Варнавы во игумена монастыря.

Напутственное слово, сказанное епископом Серафимом, выразило всю напряженность и остроту времени:

«Возьми жезл. Прими его. Буря поднимает волны, море волнуется, тебе вручает Господь Свой корабль, Пешношскую обитель. Управляй кораблем как добрый кормчий, веди его со всем вниманием и осторожностью. Вот и подводные камни, смотри, не сел бы на мель твой корабль, не разбился бы. Подводные камни — сердца братии обители, тебе врученной. Смотри зорко, зорко смотри… О, если бы ты знал, какие скорби ждут тебя, ты бы сейчас отдал мне посох обратно, убоялся бы. По нельзя этого сделать. Ты выбран братией и самим преподобным Мефодием. Прими посох. Но еще раз скажу: не повреди свой корабль».

Пророческие слова пронзили сердце отца Варнавы, он пал к ногам владыки: «Не по моим силам, владыко святый, даешь мне послушание. Я простец и невежда, и силы мои немощны». Архипастырь трижды осенил его святым крестом со словами: «Господь да укрепит тебя. Господь да помилует тебя».

Вскоре пророчество сбылось. Когда епископ Серафим был уже в ссылке в далеком Зырянском крае, странное и искусительное событие произошло в обители. Явился некто, выдающий себя за особу царской крови, якобы присланную Патриархом Тихоном в обитель. Отец игумен по простоте нрава доверился пришельцу и, не подозревая обмана, принял «изгнанника», приблизил к себе. Старшие из братии стали предупреждать: «Отец игумен, кого ты взял в келейники — это не послушник, как ты думаешь, но странная особа. Удали ее из обители». Долго не мог поверить игумен, что не Святейший прислал послушника, самого нельзя было спросить: Патриарх Тихон находился под арестом в Донском монастыре, доступа к нему не было.

Наконец выяснилось, что мнимым послушником была особа женского пола (Анастасия Молодцова). Отец игумен сказал: «Уйди из обители, зачем ты пришла к нам? Обманула меня? Уйди». — «Поздно, — ответила она. — Я жду младенца и всем скажу, что ты отец». Уйти из обители она отказывалась, обещая позор и обвинение в незаконном сожительстве, требуя воспитания будущего младенца. Обновленцы поспешили разгласить о «растлевающем влиянии ориентирующегося на бывшего Патриарха Тихона Пешношского монастыря».

Игумена заключили в Дмитровскую тюрьму вместе с обманщицей-авантюристкой. Оскорбления, насмешки, укоры братии, статьи в газетах… Наконец, позорное судилище! Отец Варнава несколько раз терял сознание. Но Господь не оставил его до конца. Медицинское освидетельствование выявило, что еще до прихода в обитель женщина была непраздна и не могла не знать, что ждет младенца. Отца игумена оправдали. Он вновь был избран братиею настоятелем монастыря, и владыка утвердил их решение, но сердечные приступы навсегда остались.

Навещая своего старца отца Алексия, владыка Серафим сокрушался: «Батюшка, я очень одинок в Дмитрове. Нет близкого человека. Пока с чадами своими — я не один, а дома совсем, совсем один». Старец сказал: «Монах — значит “один”, так и должно быть». Благословил его темно-красным, прозрачным как кровь крестом и прочитал тропарь священномученический: «И нравом причастник, и престолом наместник Апостолом быв, деяние обрел ecu богодухновенне, в видения восход; сего ради слово истины исправляя, веры ради пострадал ecu даже до крове».

То были пророческие слова великого старца, предсказавшего мученическую кон-чину и прославление во святых епископа Серафима.

Часто спрашивал у старца владыка совета и за своих чад, иногда и самих чад посылал к нему.

2 октября 1921 года в Дмитровском храме отец Серафим произнес проповедь о том, как оплакивал пустынник себя и свою душу как покойника. Его слова, произнесенные почти сто лет назад, и сейчас будят души внимающих и не дают им погибнуть:

«Жил один старец, святой подвижник в пустынной келье. Другие отшельники, обитавшие в близлежащих кельях, проходя мимо его жилища, постоянно слышали горькие стоны и плач. Однажды отшельники не выдержали и решили утешить старца, выяснить, чем они смогут ему помочь. Когда старец на их стук открыл им дверь, отшельники его спросили:

— О чем ты так горько плачешь, старец?

— Я плачу потому, что у меня есть дорогой, близкий мне покойник.

Пустынники ушли, а сами рассуждают: “Какой же это у него близкий покойник? Отец и мать у него давно умерли, братьев н других родственников он давно оставил. Кто же этот дорогой, близкий покойник?” Вернулись к старцу, постучались в пустынную келью и снова спросили:

— Скажи, кто у тебя этот покойник, о котором ты так горько плачешь?

И ответил им старец:

— Душа моя — вот мой покойник, о душе умершей плачу я.

Умирает не одно тело, и душа умирает иногда. Когда умирает тело, то его покидает душа и всякая деятельность в теле уничтожается: очи перестают видеть, уши — слы-шать, руки — действовать, ноги — двигаться. То же бывает, когда умирает душа: тогда покидает ее дух, божественная часть нашего существа.

Церковь наша хорошо знает об этой смерти души. В святой Великий пост она поет: “Душе моя, восстани, что спиши!”

В древнее время у восточных деспотов существовали две страшные, отвратительные казни — одна состояла в том, что к казнимому привязывали разлагающийся труп гак, что руки трупа обхватывали плотно шею преступника. В его глаза постоянно глядели провалившиеся очи мертвеца. Шел он, а за его плечами была страшная ноша, садился с трупом, спать он не мог ложиться, не чувствуя этих страшных объятий.

Другая казнь заключалась в том, что осужденного, обнажив, клали на доску и крепко привязывали по рукам и ногам, потом ему на живот клали мышь, накрывали ее глиняным горшком и на горшок клали раскаленное железо. Горшок нагревался, мышь начинала задыхаться от жажды и, не находя выхода, прогрызала живот казнимого, забиралась в его внутренности и причиняла страшную боль.

В наш век цивилизации сохранилась и та и другая казнь. Многие из нас носят за плечами страшный труп: этот мертвец нашего времени — безбожие. Мы часто ходим среди живых мертвецов. Разве неверующие не мертвы? Но мы должны заглянуть в свои души, не мертвы ли они тоже? Не приложимы ли к нам слова из Апокалипсиса Иоанна Богослова: Ты говоришь: “я богат, разбогател и ни в чем че имею нужды а не знаешь, что ты несчастен и жалок, и нищ и слеп и наг (Откр. 3, 17).

Так и нам кажется иногда, что мы живы, а на самом деле душа наша мертва от грехов, потому что грехи умерпцвляют дух Божий в нас.

Всем нам нужно взывать: «Иисусе Воскресший, воскреси души наша!»

* * *

В один из приездов в Зосимову пустынь, 17 июля 1922 года, накануне дня преподобного Сергия, исповедавшись у отца Алексия и побеседовав с ним, епископ Серафим вышел из кельи. Здесь предстали старшие из братии с поклоном: «Владыка святый, наш отец настоятель, старец схиигумен Герман, ослаб, управля почти не может, просим заменить его.  Желаем отца Феодорита настоятелем. Хороший хозяин, растит овощи на сельскохозяйственную выставку». —

«Забыли, — ответил архипастырь, — что отец Герман пришей в дремучий лес, воздвиг обитель, в которой живете. Все создано его трудами и заботами: собор, колокольня, вся обитель. Он великий за вас молитвенник, его молитвами все живете здесь. Но скажу вам: как только охладеет рука схиигумена Германа, и не будет перебирать с молитвою четки, все вы рассыпетесь, и никого здесь не останется. Господу ваша капуста не нужна».

На праздновании всенощной все ждали епископа, но после этого разговора с братией он сел в экипаж и уехал в Дмитров. Скончался схиигумен Герман (Гомзин) 17 января 1923 года. Отпевал его архиепископ Варфоломей (Ремов). После отпевания духовные чада старца пошли в гостиницу. У святых ворот — две тройки.

Братия беспокойно бегала…

— Что о случилось? — спросили богомольцы.

—  Приехали, грозят пустынь закрыть… Приказано всем оставить обитель. Поскорей бы зарыть могилу отца Германа.

***

Владыка Серафим часто бывал в Москве по делам, а также для общения с епископом Феодором. Здесь было много духовных чад владыки, готовых положить душу за своего архипастыря, как и он полагал за них свою душу. Много предостерегал он чад своих хранить веру православную, говоря:

«Крепитесь, держите веру вашу. Сами будьте стенами, Церковью Бога Живаго… Возлюбленные мои, пусть не будет среди вас материалистов, променявших дар апостольства на мишуру мира, на 30 серебреников, пусть гордых умников, Каиаф и Пилатов, не будет среди вас… Паства моя, дмитровцы мои родные! Молю Господа я, архипастырь ваш, чтобы избегали страшного рва сатанинского, чтобы вы все крепко держались за простертые к вам руки…»

Он мог утешить отчаявшегося, направить заблудшего, по-отечески наказать согрешившего, поднять павшего. Он был добрый и справедливый пастырь. У отца Серафима был особый. Богом данный дар — приводить душу к покаянию. На исповеди ему открывались даже те, кто никому иному не мог открыться. Советская власть боялась влияния на народ владыки Серафима. О его огромном авторитете среди дмитровцев говорит тот факт, что во время обновленческой смуты, охватившей Православную Церковь, когда половина московского и питерского духовенства впала в раскол, в Дмитровском викариатстве вес храмы оставались православными.

Приведем строки из воспоминаний схиигумении Фамари о владыке Серафиме:

«Он был прямо как второй Василий Великий. Расскажу о нем один эпизод. Поехал раз Владыка в одно село служить Литургию. Собралось множество народа. А в этом селе священник и диакон находились в старинной и закоренелой вражде. Вместе служили, а не разговаривали друг с другом. Перед самой службой Владыка узнает об этом и отказывается служить Литургию у них и вместе с ними. Время идет, народ волнуется, Владыка не начинает богослужения. Смущенные священник и диакон уговаривают разгневанного Владыку, обещают помириться. “Нет, вы не здесь, не в алтаре, вы при народе миритесь, при всех друг у друга и у народа просите прощения, что молились и вместе совершали Таинство и преступали великую и важнейшую заповедь любви. Сколько народа вы ввели в искушение своим поведением!” И заставил их каяться при народе и так горячо говорил, что раскаявшиеся священник и диакон и многие из народа плакали…»

1922 год. Святейший Патриарх Тихон находится в заточении. Обновленцы рвутся к церковному управлению. Верным чадам Церкви грозят ссылки и тюрьмы. В Данило- вом монастыре архиепископ Феодор (Поздеевский) стремится собрать архипастырей, готовых до смерти сохранить верность уставам Православной Церкви и ее законному Патриарху, не допустить к управлению обновленцев.

Весной 1922 года по стране прокатилась кампания по изъятию церковных ценностей в пользу голодающих Поволжья. Эта безумная волна накрыла и Дмитровскую землю.

Прихожане и Дмитровское духовенство выступили с предложением к властям о замене предстоящих к изъятию церковных реликвий на равноценные по весу золотые и серебряные украшения. Мало того, дмитровцы предложили собрать для голодающих Поволжья продукты питания и зерно.

Епископ Дмитровский Серафим, обеспокоенный грядущим бедствием для Церкви, во время проповедей обращался к верующим, обличая действия новой власти.

Опасаясь народных волнений, власти решили активизировать свои действия и в конце апреля только за три дня из 11 городских храмов (из 36 по уезду) изъяли ценностей — серебром на 28 пудов и 14 фунтов, 83 золотника и шесть бриллиантов.

Власти не собирались прощать владыке Серафиму его обличения безбожной власти. Они сделали попытку арестовать владыку на Пасху 1922 года, для этого вызвали его в Дмитровский исполком. Но перед зданием исполкома собралось большое количество верующих, которые требовали: «Отдайте нам нашего владыку!» Народ не расходился до тех пор, пока его не выпустили. Они возвращались в собор вместе с отцом Серафимом под торжественное пение «Христос Воскресе!» Конечно, власти не могли оставить без последствий такую демонстрацию.

Очень скоро пришла повестка: епископа Серафима вызывали в Москву на Лубянку.

Самому владыке и близким ему людям было совершенно ясно, что вызов этот означал арест. В день празднования иконы Пресвятой Богородицы «Знамение», 10 декабря 1922 года, владыка в последний раз служил торжественное богослужение в Дмитрове, в Васильевском храме.

© 2024 Храм Сщмч Серафима (Звездинского) ·  Дизайн и техподдержка: Goodwinpress.ru